Дочери мертвой империи [litres] - Кэролин Тара О'Нил

Чехи тоже кричали, в основном на чешском, но Гавел выкрикнул на русском: «Она девочка!», так что, похоже, они защищали меня. Наверное, все здесь слышали, как я кричала.

– Заткнись! – Немов ударил винтовкой по решетке камеры Антона. Металл отозвался гулким колокольным звоном. – Или то же самое будет и с тобой.

Я даже не пыталась встать. Не пыталась двигаться. Синякам и ранам на моем теле это бы не понравилось. Я сосала палец, чтобы успокоить боль, но это не помогало. Так что я просто продолжала лежать. Каменный пол приятно холодил сквозь одежду покрытую испариной кожу. Сколько часов я провела в той комнате? Совершенно потеряла счет времени.

Антон звал меня, но голос его звучал для меня как далекое эхо.

«Тебе же лучше, если она не сбежала». Что Юровский будет делать, когда доберется до чертовой стены и не обнаружит там Анну? Дом Герских далеко. Там она в безопасности, а Юровский никого не найдет.

Что он сделает со мной, когда поймет, что я ему соврала?

Я заснула, положив здоровую руку под подбородок. Какое-то время спустя меня разбудил скрип открывшейся двери моей камеры. Я приподнялась на локтях и отползла по грязному полу подальше от посетителя. Мерцала керосиновая лампа. Огонь лизал стекло, пачкал его черным. Свет прогнал крыс в тень, а я наконец смогла разглядеть, кто ко мне пришел.

Это был Агапов.

– Матерь божья, – с ужасом пробормотал он. Присел на колени и осветил лампой мое тело, разглядывая синяки и раны. – Что они с тобой сделали?

Я бросилась к нему быстрее, чем ожидала. Схватила за коленку, чтобы не ушел.

– Помоги мне сбежать, – прошептала я. – Он вернется и убьет меня. Они убьют меня. Просто дай пробежать мимо. Никто не узнает.

– Я… я не могу, – промямлил он. Уставился на гематомы на моем лице. – Это неправильно.

– Да, неправильно. Пожалуйста, выпусти меня!

– Наверху еще дежурят охранники. Большая часть батальона уходит, но несколько человек остаются с чекистами следить за тюрьмой. Нас увидят.

– Должна быть какая-то задняя дверь. Или окно, куда я могу пролезть. Думай.

Но Агапов покачал головой:

– Ничего такого нет. Выйти можно только через зал суда.

Энергия, овладевшая мной, потухла, как спичка. Я упала на спину, ударившись головой об пол, и раскинула руки.

– Ну и вали к черту, – зло пробурчала я.

Он меня поймал. А теперь оставляет умирать. Вот тебе и милый, улыбающийся паренек.

– Я воды принес, – сухо сказал он. – Хочешь пить?

Я вновь приподнялась и выхлебала полмиски. В голове немного прояснилось, я почувствовала прилив бодрости и придумала еще один план.

– Можешь передать сообщение большевикам? – спросила я. – Ближайшему командованию Красной армии или Областному Совету? Телеграмму послать? Рассказать, что он творит. Я красная, член партии. Расскажи своему командиру. Он может остановить Юровского?

– Юровский и есть мой командир, – сказал он. – Его оставили во главе нашей роты. И, Анна… – Он тяжело вздохнул. Я осознала, что он до сих пор не знает моего настоящего имени. – Областной Совет прекрасно знает, что здесь происходит. Он получает от них телеграммы раз в несколько часов. И даже из Москвы. Командир Юровский выше всех по званию. Намного выше.

В глазах потемнело, словно он потушил лампу. Зачем Агапов вообще пришел? Принес воду, но взамен лишил меня всякой надежды.

В партии все всё прекрасно знают. И позволяют чекистам и Юровскому творить все что им вздумается. И неважно, что я состояла в партии уже почти два года. Никто не арестует Немова за то, что он пытал меня.

Мне было так же плохо, как когда я узнала о настоящей семье Анны. Все вокруг притворялись, что были на моей стороне. И все вокруг мне врали. Меня ждет не просто смерть от пыток. Я умру в одиночестве, а мою смерть окрестят как справедливое наказание. Большевики скажут, что я этого заслуживала. Что я предательница.

Может, я действительно этого заслуживала. Я защищала царскую дочку. Если Анна выживет, она всему миру расскажет об убийстве царской семьи. Ее история всколыхнет волну негодования, направленную против большевиков. И я ей в этом помогла.

Неудивительно, что Юровский меня ненавидел.

Агапов ушел, пообещав вернуться, но как будто мне это поможет.

– Евгения? – позвал Антон.

Я промычала в ответ.

– Не буду спрашивать, в порядке ли ты. Уже знаю ответ. Могу я тебе как-то помочь?

Из глаз брызнули слезы и полились по щекам. По непонятной причине его доброта ранила больше, чем насмешки Немова.

– Если только у тебя есть ключ, – сказала я.

Он тяжело вздохнул:

– Хотел бы я сказать, что такие жестокие пытки над девушкой твоего возраста меня шокируют, но большевикам уже нечем меня удивить.

Я представила Костю в военной форме. Он вернулся домой через пару дней после зачисления на службу, в новых ботинках и буденовке, с блестящей винтовкой. Был так рад, что ему выпал шанс присоединиться к революции. Я ему завидовала. Мечтала, что, как только мне исполнится восемнадцать, я поеду в Петроград и присоединюсь к женскому батальону смерти. Мне хотелось быть похожей на брата.

Я вспомнила нашу последнюю встречу в Медном. Петр, Даша и Наталья говорили о создании своего местного совета. Мы хотели сместить несправедливую общину старейшин, которая управляла деревней. Ту самую, из-за которой мама осталась в Медном, несмотря на опасность для жизни. Мы хотели лучшего правительства.

– Это чекисты, – сказала я. – Не большевики.

– Ты их все еще защищаешь? – засмеялся Антон. – Чекисты и есть большевики. Владимир Ленин знал, что делает, когда создавал тайную полицию. Без чекистов ему не выиграть этой войны. А их дела ни для кого не секрет. Лидеры красных позволяют им существовать.

Неужели наши лидеры действительно обо всем знают? Ответ ошарашил меня, почти как кулак Немова. Конечно знали. Черт возьми, даже я знала, что чекисты совершают невообразимые вещи. До меня доходили слухи, хотя я была никому не известной деревенской девушкой. Лидеры большевиков знали. Так почему не остановили зверства?

– Ты против революции? – спросила я.

– Нет, – твердо сказал Антон. – Не против. Я хочу коммунизм. Я хочу демократию. Я хочу, чтобы людей представляло Учредительное собрание. Но большевики все это блокируют. Прогоняют любую политическую партию, которая пытается работать с ними. Кадетов, социал-революционеров, меньшевиков – всех! Большевиков больше заботит собственная власть, а не идея коммунизма.

Я слишком устала, чтобы спорить. Все, что сказал Антон, я не раз уже слышала. Но коммунисты из других партий только и могли, что болтать и жаловаться каждый раз, в то время как большевики пытались хоть